Глава IV. Постояльцы Хирама
Читать предыдущие главы можно по ссылкам:Глава I. Госпиталь Хирама.
Глава II. Реформатор Барчестера.
Глава III. Епископ Барчестера.
Как
часто бывает, самые
заинтересованные лица в развитии тех событий,
которые вот-вот поставят Барчестер
на уши, крайне мало обсуждали
перспективы этого дела; но можно
догадаться, что когда епископ,
архидьякон, смотритель, управляющий, и
мессиры Кокс и Камминс, все занялись
этим делом, каждый со своей стороны, то
постояльцы Хирама не остались пассивными
наблюдателями. Финней, стряпчий,
заглядывал к ним, задавал скользкие
вопросы, и излишне обнадёживал,
создавая враждебную смотрителю партию,
и формировал собственные войска в
лагере противника, как он это образно
называл в своих мыслях. Бедные старики:
кого бы ни признали правым или неправым
в этом расследовании, им в любом
случае это принесёт только вред. Как их
дела могут стать лучше? Все их потребности
удовлетворены; все удобства организованы;
у них тёплый дом, хорошая одежда, еда в
избытке, и отдых после трудовой жизни;
и более того - бесценное сокровище на
закате лет - верный и добрый друг, с
которым можно поделиться своими
печалями, который позаботится о них
во время болезни и создаст им покой как
в этом мире, так и в ином!
Джон Болд
задумывается об этом время от времени,
произнося речь о правах постояльцев,
которых он взял под свою защиту; но он
успокаивает себя глубоко внутри громким
именем справедливости: Fiat justitia ruat
coelum (лат. Пусть свершится правосудие
и упадёт небо). Эти старики должны по
закону получать сотню фунтов в год
вместо одного шиллинга и шести пенсов
в день, а смотрителю полагается двести
или триста фунтов вместо восьми сотен.
Что несправедливо должно быть неправильно;
что неправильно должно быть исправлено;
и если не он, кто кто ещё займётся этим
делом?
- Каждый из
вас имеет законное право на сто фунтов
в год, - так нашёптывал Финней в уши Абеля
Хэнди, а тот распространял эту
мысль среди своих собратьев.
Не стоит слишком
много ожидать от стариков Джона Хирама,
сделанных из плоти и крови, и твёрдое
обещание ста фунтов ежегодно каждому
из дюжины постояльцев возымело своё
действие на большинство из них. Лишь
Великий Банс не поддался на уловки,
и был поддержан двумя единомышленниками в
своём правоверии. Тем не менее Абель
Хэнди, ставший лидером претендентов на
богатство, имел большую поддержку. Не
менее пяти постояльцев из
двенадцати вскоре поверили, что его
взгляды были справедливыми, и вместе со
своим лидером составили половину
жителей госпиталя. Трое оставшихся,
изменчивые неуверенные души, колебались
между двумя главарями, и то испытывали
надежду на обогащение, то соглашались удовлетвориться тем,
что имели. Было предложено отправить
петицию на имя епископа, умоляя его
святейшество проследить, чтобы
восторжествовала справедливость для
законных получателей наследия Джона
Хирама, и отправить копии этой петиции
и полученного ответа во все
ведущие лондонские газеты, и таким
образом предать этот вопрос широкой
огласке. Предполагалось, что это облегчит
дальнейшее законное судопроизводство.
Было бы превосходно заполучить подписи
или согласие всех двенадцати пострадавших наследников;
но это было невозможно: ведь Банс
скорее отрежет себе руку, чем подпишет
её. Поэтому Финней предположил, что
даже если убедить одиннадцать из
них одобрить документ; одного
упрямого бунтаря можно изобразить как
не способного судить об этом вопросе
— т.е. как non compos mentis (лат. невменяемого)
— и петиция будет представлена от
имени всех участников. Но это
невозможно было осуществить: друзья
Банса были так же непоколебимы как и он
сам, и к текущему моменту только шесть
крестиков украшали документ. Более
того, крайне раздражало то, что Банс
мог сам разборчиво написать своё
имя, и один из тех трёх мечущихся душ
четыре года хвастался, что также имел
такую способность, и в подтверждение
гордо показывал имя, написанное им
тридцать лет назад в Библии - “Джоб
Скалпит”; но вполне вероятно, что
Джоб Скалпит уже запамятовал о своём
мастерстве и по этой причине уклонялся
от подписания петиции, а остальные
сомневающиеся последуют за ним. Петиция,
подписанная лишь половиной госпиталя,
не окажет достаточного влияния.
Именно в комнате
Скалпита сейчас лежала петиция, ожидая
дополнительных подписей, которые Абель
Хэнди мог бы получить с помощью своего
красноречия. В ней было сейчас шесть
крестиков, утверждённых надлежащим
образом вот так:
Абель Хэнди
X (крест)
Грегори Муди
Х (крест)
Мэтью Сприггс
Х (крест)
и т.д., и карандашом
были отмечены соответствующие места
для тех собратьев, которые, как ожидалось,
присоединятся: только для Скалпита было
оставлено место, на котором красивым
изящным почерком могла быть
написана его гениальная подпись. Хэнди
занёс этот документ и расправил его на
маленьком столике из сосны, и сейчас он
стоял рядом с ним - убеждающий и
жаждущий. Следом за ним вошёл Муди с
чернильным рожком, который заботливо
оставил Финней; а Сприггс нёс на вытянутых
руках, как меч для посвящения в рыцари,
помятый испачканный чернилами лист,
который он время от времени пытался всучить
в руки Скалпиту.
С учёным мужем
были двое его единомышленников по нерешительности,
Уильям Гейзи и Джонатан Крампл. Так
как мистер Финней сказал, что сейчас
было самое время отправить петицию,
то рвение партии тех, чья сотня фунтов
в год по их предположению главным
образом зависела от обсуждаемого документа,
было огромным.
- Остаться
без всех этих денег, - бормотал жадный
Муди своему другу Хэнди, - из-за старого
дурака, который сказал, что он может
написать своё собственное имя лучше
других!
- Ну как, Джоб,
- сказал Хэнди, стараясь скрыть своё
собственное расстройство неудачно
получившейся улыбкой одобрения, - Финней
сказал, что ты уже готов; вот здесь,
видишь, - и он поставил свой огромный
коричневый палец на грязную бумагу, -
подпишись или поставь крест, без разницы.
Давай, старик; если получится, то мы
сможем тратить эти деньги, и чем скорее
тем лучше — это моё правило.
- Что и говорить, -
сказал Муди. - Мы совсем не молоды; мы не
можем дольше ждать старого Скрипача.
Именно так
эти нечестивцы звали нашего
превосходного друга. Кличка, которую
он легко простил бы, но даже его рассердил
бы намёк на подразумеваемый источник
всей его музыкальной радости. Давайте
понадеемся, что он никогда не узнает
об этом оскорблении.
- Только
подумай, старый Билли Гейзи, - сказал
Сприггс, который был гораздо моложе,
чем его собратья, но упав пьяным в огонь,
он сжёг один глаз, прожёг щёку, и получил
ожог на целую руку, и таким образом из-за
своего внешнего вида он был не
самым располагающим к себе человеком,
- сотня в год, и всё на свои собственные
нужды; только подумай, старый Билли
Гейзи, - и он жутко усмехнулся,
обнаруживая постигшие его невзгоды
в полной мере.
Старый Билли
Гейзи не испытывал большого энтузиазма.
Даже эти блестящие перспективы не
вдохновили его на большее, чем протереть
свои старые слезящиеся глаза краем
рукава рясы, и мягко пробормотать: "он
не знал, ведь не знал".
- Но ты-то знаешь,
Джонатан, - продолжал Сприггс, поворачиваясь
к другому другу Скалпита, который сидел
на стуле возле стола, бездумно уставившись
на петицию. Джонатан Крампл был кротким
как овечка, знававшим лучшие деньки;
его сбережения были растрачены
порочными детьми, из-за которых он стал
нищим, но лишь до тех пор, пока не был
принят в госпиталь, что произошло не
так давно. С тех пор он не знал ни горестей,
ни проблем, и эта попытка вселить в него
новые надежды действительно была
жестокой.
- Сотня в год
определённо хорошая вещь, сосед Сприггс,
- сказал он. - Я однажды имел что-то в этом
роде и сам, но это не принесло мне
ничего хорошего. - И он тяжко вздохнул,
подумав о своих собственных детях, обокравших
его.
- И снова
будешь иметь, Джо, - сказал Хэнди, - и
кто-нибудь проследит, чтобы всё было
хорошо и ты ничего не потерял в этот
раз.
Крампл снова
вздохнул — он уже знал слабости
мирских благ, и был бы доволен, если
бы его оставили в покое, просто наслаждаться
счастьем с одним шиллингом и шестью
пенсами в день.
- Давай, Скалпит,
- повторил Хэнди, испытывая нетерпение,
- у тебя не получится подыграть старому
Бансу, помогающему старому пастору
грабить всех нас. Бери перо, мужик, и
подписывайся. Что ж, - добавил он, видя,
что Скалпит всё ещё колеблется, - на мой
взгляд, самое худшее — это видеть
мужчину, который так боится постоять
за себя.
- Провались они
все, эти святоши, - ворчал Муди, -
как будто голодные попрошайки никогда
не подумают, что их пузо набито, до тех
пор, пока не ограбят всех и вся!
- Кто тебя обидел,
мужик? - спорил Сприггс. - Никогда не
позволяй смотреть на себя гневно, они
не могут выкинуть тебя, если ты уже занял
своё место — нет, не этот старый Скрипач,
с помогающим ему Телёнком! - Мне жаль
говорить, что сам архидьякон был удостоен
этим шутливым намёком на его скромную
персону.
- На кону сотня
в год без каких-либо рисков, - продолжал
Хэнди. - Что я вижу! Как можно сомневаться
брать ли кусок сыра, если его несут мимо
меня... кто-то слишком пуглив... некоторые
мужчины рождены без внутренней отваги...
некоторые мужчины трясутся от одного
вида джентльменского сюртука или плаща.
Ах, мистер
Хардинг, если бы вы только вняли совету
архидьякона в этом спорном вопросе,
когда Джо Маттерс соперничал за место
в госпитале с этим неблагодарным
демагогом!
- Бояться
пастора, - ворчал Муди, с видом непередаваемого
пренебрежения. - Я скажу тебе, чего
стоит бояться... Я боялся бы не получить
от них ничего, кроме того, что моё по
праву... вот чего я боялся бы от любого
пастора, от всех их.
- Но, - сказал
Скалпит сконфуженно, - мистер Хардинг
не так уж плох... он же дал нам по два
пенса в день, разве нет?
- Два пенса в
день! - воскликнул Сприггс с
презрением, открывая жуткий красный
провал своего потерянного глаза.
- Два пенса в
день! - проворчал Муди, проклиная, - да
провались эти два пенса!
- Два пенса в
день! - воскликнул Хэнди, - и я должен
ходить с протянутой рукой и благодаритьза
крохи в два пенса в день, когда он должен
мне сто фунтов в год? Нет уж, спасибо;
тебя это может устроить, но не меня.
Давай же, говорю, Скалпит, будешь ты
ставить свой крест на вот этой бумажке,
или не будешь?
Скалпит оглянулся
в отчаянной нерешимости на двоих своих
друзей.
- Что ты думаешь,
Билл Гейзи? - сказал он.
Но Билл Гейзи
не мог думать. Он выдал звук похожий на
блеяние старой овцы, что должно было
выразить его мучительные сомнения,
и снова пробормотал, что "он не знал".
- Держи, старый
калека, - сказал Хэнди, всучив перо в
руки бедного Билли, - там, вот так — хух!
Старый дурак, теперь ты всё испачкал...
там... что с тебя взять... так же отлично,
как и самое лучшее когда-либо написанное
имя. - И большая клякса чернил
предположительно должна была сойти за
согласие Билли Гейзи.
- Теперь, Джонатан,
- сказал Хэнди, поворачиваясь к Крамплу.
- Сотня в год
очень хорошая вещь, правда, - снова
возразил Крампл. - Что ж, сосед Скалпит,
как оно будет?
- О, будь добр
сам — сказал Скалпит, - будь добр сам,
и я буду доволен.
Перо всучили в
руки Крамплу, и слабый дрожащий
незначительный крестик был
поставлен, обозначающий такое
подтверждение и согласие Джонатана
Крампла, которое мог передать.
- Давай, Джоб,
- сказал Хэнди, смягчаясь, - не позволяй
им говорить, что старый Банс прибрал
к рукам такого мужика как ты... мужика,
который всегда так же высоко держит
голову, как и сам Банс, хотя тебя никогда
не просят выпить вино, и раболепствовать,
и врать о том, что ты лучше, как это делает
он.
Скалпит держал
перо и делал им маленькие росчерки
в воздухе, но всё ещё колебался.
- И если ты
волнуешься, - продолжал Хэнди, - не ставь
своё имя вообще, просто поставь крест как
остальные, - туча начала сходить с лица
Скалпита, - мы все знаем, что ты можешь
подписаться, если захочешь, но возможно
ты не захочешь выделяться, понимаешь.
- Что ж, крест будет
лучше, - сказал Скалпит. - Одно имя и
остальные крестики не будут хорошо
смотреться, не правда ли?
- Хуже всего на
свете, - сказал Хэнди, - там, вон там, -
и склонившись над петицией опытный
клерк поставил огромный крест на месте,
оставленном для подписи.
- Ставки сделаны, -
сказал Хэнди, торжествующе складывая
петицию в карман, - теперь мы все в одной
лодке, т.е. девять из нас, но что касается
старого Банса и его дружков, они могут...
- но пока он ковылял к двери с костылём
с одной стороны и тростью с другой, сам
Банс встретил его в проходе.
- Хорошо, Хэнди,
и что может сделать старый Банс? - сказал
седой прямой сеньор.
Хэнди что-то
пробормотал, и намеревался выйти; но
его остановила в проходе огромная фигура
новопришедшего.
- Ничего хорошего
ты здесь не делал, Абель Хэнди, - сказал
он, - это ясно видно; и не так уж много
хорошего, я думаю, ты когда-либо делал.
- Я занимаюсь
своим делом, Мастер Банс, - пробормотал
второй, - и ты делай то же. Это тебя не
касается, что я делаю — и твоё шпионство
и вмешательство не принесёт ни пользы,
ни вреда.
- В таком случае,
Джоб, - продолжал Банс, не упуская из
виду противника, - если правда всё равно
станет известной, ты в конце концов
поставил своё имя под той петицией?
Скалпит выглядел
так, как будто хотел провалиться сквозь
землю от стыда.
- Какое тебе дело
до того, что он подписывает? - сказал
Хэнди, - полагаю, если мы все хотим
отрезать свой ломоть, нам не стоит
сначала избавляться от тебя, мистер
Банс, этакой шишки; а что касается твоего
вынюхивания здесь, в комнате Джоба, куда
тебя не приглашали...
- Я знаю Джоба
Скалпита и мужчиной, и мальчишкой уже
шестьдесят лет, - сказал Банс, глядя на
старика, о котором говорил, - т.е. с тех
пор как он родился. Я знаю мать, которая
его родила, и мы оба были мелкими
пакостниками и собирали вместе ромашки вон
в том углу; я жил с ним под одной
крышей более десяти лет; и после этого
я могу заходить в его комнату, не ожидая,
что меня выгонят, и также ничего не
вынюхивая.
- Конечно можешь,
мистер Банс, - сказал Скалпит, - можешь
в любое время дня и ночи.
- И также я могу
свободно от предрассудков сказать ему,
- продолжал Банс, глядя на одного старика
и обращаясь к другому, - и скажу ему
сейчас, что он совершил дурацкий поступок.
Он отвернулся от того, кто был его лучшим
другом; и играет в чужие игры тех, кому
на него плевать, богат он или беден,
здоров или болен, жив или мёртв. Сотня
в год? Неужели вы достаточно простодушны,
чтобы думать, что если бы сотня в год
полагалась вам, то такие как вы её
получили бы? - и он указал на Билли Гейзи,
Сприггса и Крампла. - Сделал ли кто-нибудь
из вас когда-либо что-то стоящее таких
денег? Было ли целью сделать из нас
джентльменов, когда нас сюда взяли,
когда весь мир отвернулся от нас, и мы
не могли больше зарабатывать себе на
хлеб? Не богаты ли мы так же по-своему,
как и он по-своему? - и оратор указал в
сторону, где жил смотритель. - Не получаете
ли вы всё, на что надеялись, и даже более
того? Не отрежет ли каждый из вас руку
ради безопасности того, по отношению к
кому вы стали такими неблагодарными?
- Мы хотим то,
что Джон Хирам оставил нам, - сказал
Хэнди, - мы хотим то, что наше по закону;
не важно, что мы ожидали. То, что по закону
наше, должно быть наше, и, клянусь
Богом, нашим будет.
- По закону!
- сказал Банс, со всем презрением, на
которое был способен, - по закону! Знаешь
ли ты какого-нибудь бедняка, которому
становилось лучше от законов, или от
адвокатов? Будет ли когда-нибудь мистер
Финней также добр к тебе, Джоб, как был
этот человек? Будет ли приглядывать за
тобой, когда ты болен, или утешать тебя,
когда ты в отчаянии? Будет ли...
- Нет, и не будет
давать тебе портвейн, старик, холодными
зимними ночами! Он не будет, не так ли?
- спросил Хэнди; и засмеявшись от
жестокости своей собственной остроты,
он и его коллеги удалились, унося с собой
теперь уже влиятельную петицию.
Уж не поможешь,
когда молоко убежало; и мистер Банс мог
только удалиться в свою собственную
комнату, презирая слабость человеческой
натуры. Джоб Скалпит почесал голову...
Джонатан Крампл снова отметил, что
"определённо сотня в год это очень
хорошо"... а Билли Гейзи снова протёр
глаза, и тихо пробормотал, что "он не
знал".
Немає коментарів:
Дописати коментар